Валерий Татаров: Я человек в прошлом запойный

В своих передачах он говорит о том, что большинство обсуждает лишь дома на кухне. А высказывания типа «Ну и сволочь же этот Татаров» воспринимает как комплимент.

Его слова нередко звучат резко или, как он сам определяет, борзо. По его мнению, именно такие слова нужны, чтобы выйти из летаргического сна. О государственной «алкогольной» политике, о том, что можно и что нельзя запрещать, рассказывает петербургский тележурналист Валерий Татаров.

Культурное питие как культурное самоубийство

– Как вам идея, предложенная недавно депутатами, о запрете продажи алкоголя по пятницам? Ее сразу же отвергли, но она вызвала активное обсуждение в обществе.

– Да, акция сдулась за полдня. Уже к обеду прозвучал ответ, что, дескать, закрытие магазина на один день ни к чему не приведет. Хочется спросить, а что вы хотели, какого эффекта? Это же предлагалось как символическая акция, как сигнал от государства обществу: «Ребята, бухать нехорошо, мы постепенно вводим зоны трезвости».

– Есть распространенное мнение: лучше не запрещать, а прививать культуру пития. А если всё закрыть – народ пойдет, как обычно, купит паленую водку и…

– Паленую и так покупают, без всяких акций по приучению к культурному питию. В культурном питие, мне кажется, заинтересованы лоббисты алкогольного бизнеса. Я сам начинал культурно пить, а кончил запоями. Культурное питие – это как культурное самоубийство: не кинуться с небоскреба и быть размазанным на асфальте, а красиво выпустить кровь из вены в ванной в окружении белых роз. Нет, я за то, что в России особенно нужны жесткие запрещающие меры. Государство должно обозначить свою позицию, показать свое отношение к алкоголю.

– Чем оно может показать это отношение?

– Теми же трезвыми пятницами, обязательными передачами на телевизионных каналах, грантами на эти передачи. Но самое главное – выведением водки и вина за рамки продовольственной торговли. Это не продукт питания, это вещество, изменяющее сознание – хоть вкусное, хоть слабоалкогольное, но изменяющее. Свобода выбора должна быть в чистом виде: хотите – пейте, хотите – не пейте. А у нас сейчас и не хочешь – выпьешь, слишком много предложений. Люди начинают просто показывать пальцем. «А чего ты не пьешь?» – «Я не хочу просто». – «Болеешь, что ли?» Я сколько раз это слышал! И как-то сразу разговор становится тяжелым: среди нас непьющий…

– Что может в условиях, когда нет госзаказа, сделать конкретное СМИ или конкретный журналист?

– Госзаказ –это определяющее. Я делаю передачи о пьянстве и трезвости время от времени, но я инородное тело в журналистском сообществе, такой прыщ, который не всем нравится, – поэтому вряд ли кто-то захочет мой путь повторить. Да и не каждому дан такой уровень откровенности, именуемой в народе борзостью, – говорить о своем собственном опыте.

Я на радио «Мария» веду трезвеннические передачи, где нередко позволяю себе откровенные признания. Так и начинаю: «Здравствуйте, я алкоголик! Вы меня знаете по передачам, но, наверное, не знаете, какой у меня был печальный опыт в жизни. Вот он я. Такой, какой есть. Ешьте меня без соли и перца. Но я изменился и поэтому об этом говорю с легкостью и мужеством». И сразу народ пьющий и непьющий – опа! Им вещает о трезвости не теоретик, не нарколог, а свой. Это сильно меняет отношение к тому, что я говорю.

– Какие сюжеты на эту тему были в ваших телепередачах?

– Да чего только не было. Вот только что связывался с военкоматом, где в призывном возрасте уже фиксируют устойчивый алкоголизм, и динамика очень нехорошая. Еще у меня в передаче была одна исследовательская группа, которая проводила эксперимент в школе. Там детям долбили, долбили по мозгам антитабачные вещи – не работает, количество курящих не уменьшается. Потом взяли и показали зубы в разных стадиях курения. Поскольку подростки все хотят быть красивыми и с белоснежными зубами, то это подействовало.

Если был бы заказ и гранты, я бы это делал постоянно. Но когда ты просто выживаешь, ты делаешь то, что интересно зрителям. Программы о пользе трезвости вызывают раздражение. С другой стороны, любой раздражитель является поводом еще раз включить передачу. «Дай я эту сволочь включу – вот он опять, тварь такая! Надо же, не убьет его никто!» Многие люди так на меня и смотрят. Я к этому отношусь спокойно. Мне нравится, когда я слышу: «Какая сволочь этот Татаров, но талантливый, скотина!» Это лучший комплимент, человек преодолевает свое отвращение, но признает профессионализм, творческую состоятельность. Это же вещь!

Можно ли любить и одновременно бухать?

– В какой момент «культурно пьющий» превращается в пьяницу? Допустим, муж считает, что пара бутылок вина пару раз в неделю – ничего особенного, у него всё под контролем. А жена устраивает скандалы.

– Если его две бутылки вина не делают другим, то это надо перетерпеть. И в другой ситуации, через время, например, когда в объятиях находится, жена должна ему сказать: «Вася, я тебя люблю, но мне так напряжно. Я боюсь за тебя. Ты задумайся, пожалуйста, потому что это может плохо кончиться».

Конечно, систематическое употребление слабоалкогольных напитков рано или поздно потребует повышения дозы и градуса, исключений нет, физиология такая. Но глубочайшее заблуждение всех жен и созависимых – что можно «нагнуть» мужика, взять на слабо, строгостью избавиться от этой проблемы. Исцеление от алкоголизма – это индивидуальное дело, я бы сказал интимное, требующее честного уединения с самим собой. Это как разговор с Богом. Никто никогда никому тут не смог помочь. Разве что брат брату – который сам через это прошел. А у созависимых – только истерика и строгость. Я с этим сталкивался: меня запирали дома, прятали ключи и прочее, – ничего, кроме ненависти, это во мне не вызывало. Человек должен сам дойти до дна. И потом, оттолкнувшись от него, подняться наверх.

– Жёны-то этого именно и боятся.

– Пусть скажут об этом, но не в момент выпивки! Потом, в его лучшие трезвые дни. Он ведь не просто бухает, видно, что-то с ним происходит тяжелое, мучительное, раз он не чувствует в трезвом виде удовольствия от жизни. Пьянство, по секрету вам скажу, – тяжелая работа. Ничего хорошего в нем нет. Есть по молодости эйфория и обманчивая легкость. Но с возрастом это проходит. И к человеку приходит тяжесть пития-бытия. Выпил, и вроде как отпустила тяжесть. Надо добавлять. Чтобы удержаться посередине – между счастьем и несчастьем. Кроме того, он себя уважает в этот момент, а жена ему навязывает свою волю: «Брось, прекрати». Ему хорошо, а она ему мешает!

– С трудом представляю, как муж напился вечером, а жена утром подбирает нужные слова…

– Поймите, я не могу давать советы женщинам. Но я говорю очень важное: там, где есть пьянство и где есть отвращение к пьянице, там нет любви. Человек, который любит, не может подводить свою любовь. Как я могу любить и одновременно бухать? Моя любовь неполноценная, больная. Я когда влюбился второй раз по-серьезному и женился, мне всё теперь в семье в радость. Ведь что такое алкоголь? Это замена радости. Если человек находится в состоянии любви или в состоянии любовных обязательств перед детьми – а я обожаю деток своих – как он придет бухой к детям? И тот мужик с двумя бутылками вина, – там что-то все недоговаривают, там ушла любовь, ушла радость, и пришло спиртное как ее замещение.

– Мне тоже это интересно – отчего начинают выпивать? Это дырка в душе или химическая реакция?

– Однажды попробовав, ты понимаешь, что с помощью спиртного можешь решить какую-то свою проблему. Человек, который выпивает, становится смелее, талантливее – так ему кажется, и мозг это запоминает. Мозг запоминает эту «радость» и через какое-то время сигнализирует человеку: «Ты опять заскучал? Тебе опять плохо? Тебе опять качество жизни кажется низким? Выпей. Ты же помнишь, тебе было хорошо».

Держать в руках печень алкоголика – отвратительно

– Мы говорили о возможных причинах пьянства. А у вас как всё началось?

– Видите ли… Когда ты в жизни своей врешь, а человек ты, в принципе, совестливый, – в состоянии поддатости совесть ложится поспать. Выпил, опа! «Чего я заморачивался на самом деле?» Когда я понял, что пью, потому что мне кайфово забывать про совесть, про свои долги, сначала я перестал врать. «Знаете что, Иван Семенович, давно хотел вам сказать… вы – подлец, и я вам не вру!» Я стал слишком прямолинейным и резким. Отпали лишние. Но, с другой стороны, появилось много настоящих друзей. Появились предложения, проекты, работа, которой не было много лет, деньги, которых не было бы, продолжай я пить. В конце концов, с человеком, который не врет, все хотят иметь дело.

Все знают, что я в общении тяжелый. Не все, правда, знают, что добрей меня нет человека. Я просто «злой» до работы, у меня прямолинейный характер, но зато я свое дело хорошо делаю. Вот тебе, пожалуйста, контракт; вот тебе, пожалуйста, заказ на документальный фильм. Я, собственно, на квартиру так заработал.

– То есть ваше дно, от которого вы оттолкнулись, – просто ряд умозаключений?

– Мое дно было в каком-то смысле физиологично. Господь подарил мне… тяжелое похмелье, я страшно страдаю. Такая особенность организма. Сколько раз видел: мы вместе пьем, друзья утром как огурчики, а я в труху… И потом, есть же всё-таки профессиональная необходимость быть в форме.

– Вы сами вышли из этого или с помощью каких-то центров?

– Сам. Хотя до этого всё было в моей жизни – наркологи, психиатры, и здесь, и за границей. Незадолго до того я был на вскрытии мозга алкоголика, так там всё видно: мозг цветом розовый, – а тут десятки микроинсультов и пораженных зон, они другого цвета, они мертвые. Я смотрел во все глаза, несмотря на запахи и антураж. Мне нужен был образ, и этот образ я получил. Потом я подержал печень в руках. Это отвратительно, знаете, – держать в руках печень алкоголика. Потом меня добили легкими курильщика. Когда вскрывают грудную клетку, оттуда запах дегтя вперемежку с трупным смрадом – я это запомнил. Включился рефлекс. И не выключается уже много лет.

Может, шприцами чокнемся?

– Что может быть хорошей, жесткой профилактикой? Вот у вас двое сыновей растут, как их предостеречь?

– У меня еще две дочки от первого брака. Они уже совсем большие, самостоятельные такие дамы… Да ничего тут не сделаешь, никак тут не запугаешь. Надо просто создавать в семье атмосферу правды, доверия и веры. Если дома заложено такое зерно, никакая улица не испортит. Если в семье все честные, если у нас есть диалог, если никто друг друга не предает, – дети это видят, чувствуют. Плюс в семье не должно быть алкоголя, просто не должно быть вообще.

– Вообще? И даже «шампусик» на Новый год?

– Не надо, зачем! С шампусика всё и начинается. Что, мы не можем попить минералки? Тоже в нос дает! (О, ужас!.. Что я говорю?.. Минералка! Никакого шампусика!..) Вот это и есть наше советское представление: чуть-чуть можно. Как можно чуть-чуть изменить жене? Ты уже разделся. Даже если и не было ничего, но вы уже довели ситуацию до этого, вы допустили ее. Это уже измена! Как у меня на столе может оказаться спиртное, и я буду чокаться со своими детьми? Давайте, может, тогда и шприцами чокнемся? А чего – шприцы с героином – самое то для примера… В чем разница-то? Водка, думаете, лучше героина? Пусть вам об этом расскажут конченые наркоманы. Так что – вперед! «Вася, Леночка, детки, давайте, поближе к папке присаживайтесь, шприцы набираем, чокнемся – и вмажемся».

– Вы считаете, что это вещи одной плоскости?

– Да, абсолютно. Вы пьяного, что ли, не видели? У него тяжелое отравление, он просто никакой. «Петрович, Петрович, очнись, это я, Валера!» – «Омммгоооммм… ты хтооо…» Полутруп. Он завтра ничего не вспомнит. Он был на том свете… Я брал интервью на зоне у мужиков, которые по пьянке убивали. Он говорит: «Я просыпаюсь, чувствую, плохо. Ой, думаю, много вчера взяли на грудь. Открываю глаза, смотрю, сосед лежит под диваном, а в спине топор… начинаю вспоминать – вместе вроде сидели». Он топором зарубил человека в позвоночник – и ничего не помнит! Какие могут быть тут компромиссы!

– Путь исцеления, путь трезвения обязательно должен идти через приход к вере, на ваш взгляд?

– Смотря что подразумевать под словом «вера». У нас с советских времен вера похожа на партийность. Я долгие годы считал себя верующим, «русский значит православный», но был на самом деле абсолютно неверующим, – это было гражданское чувство, а не духовное. Потом, когда я увидел закономерность между своим поведением и Его подарками или наказаниями, – я понял, что такое настоящая вера.

Я говорю о прямой связи веры, трезвости, любви, честности. А верить, бухать, изменять и быть нечестным – это не вера. Типа я партийный и на собрания хожу, но иногда попадаю в вытрезвитель, там откупаюсь, потом покаюсь, и партийность меня оправдает. Сейчас многие люди это путают, и часто наши иерархи требуют именно партийности в вере. «Давайте количество прихожан увеличим, церквей настроим» – меня, в принципе, это не может не радовать, потому что количество перерастает в качество. Но мне изначально важно именно качество.

Для людей, которые пытаются завязать, Бог часто становится как бы наркологом: «да, я верю, верю», и так сам себя заводишь в состояние плацебо. Он по партийному способу стал верующим, и ждет от самого себя изменений. А на самом деле занимается самолечением, и Бога тут нет. Но бывают такие страдания, которые вспоминать не хочется, когда человеку так плохо, что просто уже конец.

Я много раз интервьюировал людей, которые рассказывали: «Вот всё, край! Просто кранты, я падаю на колени»… Чего он на колени-то вдруг падает? Он никогда в жизни не вставал на колени, а тут будто его что-то корежит – и вот: бж-ж-ж! происходит пронзание верой. Вот это уже другое. Этот опыт веры, опыт встречи уже не уйдет никуда. И это будет тоже как алкоголизм, как ни дико это звучит, – чуть-чуть тебе эта радость приоткрылась, и ты будешь искать, как вернуться к ней. Молиться, поститься, на службе стоять – чтобы снова это состояние возвратить, чтобы снова почувствовать встречу с Богом. И в такой системе координат пьянство и наркомания – это антивера, там хорошо и без поиска Встречи. Это – вера наоборот.

Валерий Татаров – петербургский тележурналист, режиссер, политолог. С 1991 года работает в различных СМИ Петербурга в качестве автора, ведущего, собственного корреспондента федеральных СМИ. Работал военкором в горячих точках. Стоял у истоков многих телевизионных проектов на петербургском телевидении. С 1997 года занимается авторскими телепроектами. Снимает цикловые документальные фильмы «Верю в человека», «Личный счет», «Приступить к исполнению», «Хочу ребенка от России», «Восхождение в ноосферу». Преподает в нескольких вузах Петербурга.

Источник: pravmir.ru